— Очень красивая девочка, — сказала бабушка так тихо, что Розе пришлось наклониться, чтобы расслышать последующие слова, — слишком красивая, проклятье. Все молодые люди сворачивали головы. Он ничего не мог поделать, ходил за ней повсюду, а мы и не знали. Она сбежала и не вернулась, ни словечка от моей Джорджианы…

Роза Мунтраше была хорошей девочкой и знала правила. Как же иначе? Всю свою жизнь прикованная болезнью к постели, она была вынуждена выслушивать эпизодические лекции матери о правилах поведения в приличном обществе. Роза прекрасно знала, что дама не должна надевать жемчуг или бриллианты по утрам, ни в коем случае не должна кого-либо игнорировать в обществе и никогда, ни за что не должна в одиночестве наносить визит джентльмену. Но Роза знала, что важнее всего — избегать скандала любыми средствами. Даже намек на него может погубить даму в мгновение ока. По крайней мере, погубить ее доброе имя.

И все же упоминание о ее блудной тете, соблазнительное дуновение семейного скандала, не вызвало в Розе никакого негодования. Напротив, вдоль ее позвоночника пробежала греховная дрожь. Впервые за много лет кончики пальцев девочки закололо от возбуждения. Она наклонилась еще ближе, желая, чтобы бабушка продолжила, желая плыть вместе с потоком беседы, который кружил и излился в темные неизведанные воды.

— Кто, бабушка? — спрашивала Роза. — Кто ходил за ней? С кем она убежала?

Но бабушка не отвечала. Какие бы истории ни крутились в ее голове, выведать их не получалось. Роза настаивала, но все без толку. В конце концов, ей пришлось довольствоваться постоянными размышлениями о судьбе тети.

Забава оказалась неожиданно приятной, и Розе удалось сочинить немало возможных биографий скандальной Джорджианы. Мифическая, мистическая тетя стала для Розы путеводной нитью. Иногда она повторяла ее имя снова и снова, словно заклятие. Роза смаковала его высокопарные, тайные звуки, готовые сорваться с языка. Позже, во время болезни, скуки или боли, она вновь призывала это имя. Девочка лежала в постели, закрывала глаза, отгораживалась от внешнего мира и шептала: «Джорджиана… Джорджиана… Джорджиана…» Само слово стало для нее символом темных и трудных времен. Или всего несправедливого и порочного на свете…

— Роза? — Мама чуть нахмурилась. Она пыталась это скрыть, но Роза поднаторела в расшифровке. — Ты что-то сказала, дитя? Ты шептала.

Леди Мунтраше протянула руку, чтобы проверить температуру дочери.

— Со мной все хорошо, мама, я лишь немного задумалась.

— Ты вроде бы покраснела.

Роза прижала ладошку ко лбу. Покраснела ли она? Она не знала.

— Я могу еще раз прислать к тебе доктора Мэтьюса, прежде чем он уйдет, — предложила мама. — Лучше проявить чрезмерную предосторожность, чем потом сожалеть.

Роза закрыла глаза. Еще один визит доктора Мэтьюса, второй за день. Она не в силах его вынести.

— Ты слишком слаба, чтобы приступить к нашему новому проекту, — сказала мама. — Я поговорю с доктором, и если он сочтет уместным, ты сможешь познакомиться с Элизой завтра. Элиза! Подумать только, фамильное имя Мунтраше дано дочери моряка!

Моряка? Что-то новенькое. Роза распахнула глаза.

— Мама?

Мать залилась краской. Она сказала больше, чем намеревалась, непривычная брешь в обороне ее благопристойности.

— Отец твоей кузины был моряком, мы не говорим о нем.

— Мой дядя был моряком?

Мама задохнулась, ее тонкая рука метнулась ко рту.

— Он не был твоим дядей, Роза, он никем не приходился ни тебе, ни мне. Он вовсе не был женат на твоей тете Джорджиане.

— Но, мама! — Правда оказалась куда скандальнее, чем все, что Роза когда-либо могла нафантазировать. — Что ты имеешь в виду?

Мама понизила голос.

— Да, Элиза твоя кузина, и у нас нет иного выбора, как принять ее у себя. Но она низкого происхождения, сомнений быть не может. Ей весьма повезло, что смерть матери позволила ей переехать в Чёренгорб. После всего позора, который наша семья претерпела из-за ее матери. — Она покачала головой. — Твой отец чуть не умер, когда она уехала. Страшно подумать, что с ним могло бы случиться, если бы я не была рядом и не присматривала за ним во время скандала. — Леди Мунтраше посмотрела на Розу. Ее голос едва заметно дрожал. — Подобного позора хватило, чтобы репутация семьи оказалась безнадежно испорчена. Вот почему нам с тобой так важно жить безупречно. Твоя кузина Элиза доставит нам немало беспокойства, не сомневаюсь. Она никогда не станет одной из нас, но если мы приложим все усилия, то сможем, по крайней мере, вытащить ее из лондонской канавы.

Роза притворилась поглощенной плиссированным рукавом ночной рубашки.

— Разве невозможно научить девочку низкого происхождения выглядеть как дама, мама?

— Невозможно, дитя мое.

— Даже если ее примет благородная семья? — Роза взгляда на маму из-под ресниц. — А если она выйдет замуж за джентльмена?

Мама обратила на Розу колючий взгляд и помедлила прежде чем заговорить медленно и осторожно.

— Это редкость, когда девочка со скромными, но хорошими исходными данными, неустанно работая над собой добивается возвышения. — Она быстро вздохнула, стараясь не утратить самообладания. — Боюсь, это не случай твоей кузины. Мы должны умерить свои ожидания, Роза.

— Конечно, мама.

Роза чувствовала, что подлинная причина маминой тревоги висит в воздухе, хоть мать была бы унижена, подозревай она, что дочь понимает это. То был еще один семейный секрет, который Роза сумела выведать у умирающей бабушки. Секрет, который многое объяснял: вражду между двумя хозяйками, старой и молодой, и даже более того, мамину одержимость манерами, ее приверженность светским правилам, ее решимость неизменно являться образцом благопристойности.

Леди Аделина Мунтраше давным-давно изгнала все намеки на правду о своей семье — большинство знавших ее были достаточно напуганы и стерли этот факт из памяти. А те, что не стерли, слишком держались за свои места, чтобы осмелиться проронить хоть слово о происхождении леди Мунтраше. Но бабушка подобных терзаний не ведала. Она с немалым удовольствием припоминала йоркширскую девчонку, чьи набожные родители, обеднев, ухватились за возможность отослать дочь в Чёренгорб-мэнор, в Корнуолл, чтобы та стала протеже знаменитой Джорджианы Мунтраше.

Мама замерла у двери.

— Еще кое-что, Роза, самое важное.

— Да, мама?

— Девчонка не должна попадаться на глаза твоему отцу.

Задача вроде бы несложная; Розе хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать, сколько раз она встречала отца за прошлый год. И все же горячность матери была интригующей.

— Мама?

Короткая пауза, которую Роза отметила с растущим интересом, затем слова, что породили больше вопросов, чем ответов.

— Твой отец — занятой, важный человек. Не следует все время напоминать ему о пятне на добром имени его семьи. — Леди Мунтраше быстро вздохнула, и ее голос упал до бесцветного шепота. — Поверь моим словам, Роза, не видать этому дому добра, если девчонку допустят к твоему отцу.

Аделина осторожно сжала кончик пальца, глядя, как вытекает алая бусинка крови. Она уже в третий раз за несколько минут уколола палец. Вышивание всегда успокаивало ее нервы, но не сегодня. Она отложила крошечную иглу. А все неприятный разговор с Розой и смятение во время чаепития с доктором Мэтьюсом. Хотя в действительности, конечно, ее встревожил приезд дочери Джорджианы. Обычный ребенок, она все же привезла с собой нечто невидимое, подобно переменам в воздухе, которые предвещают ужасную бурю. И это нечто угрожало положить конец всему, за что боролась Аделина, это нечто, несомненно, уже начало свою коварную работу: ведь Аделину день напролет преследовали воспоминания о ее собственном приезде в Чёренгорб. Воспоминания, которые она изо всех сил старалась забыть сама и изгладить из памяти других…

Когда Аделина приехала в Чёренгорб в тысяча восемьсот восемьдесят шестом, дом показался ей необитаемым. Удивительный дом, больше тех, в которых она бывала прежде! Она стояла по меньшей мере десять минут, ожидая от встречающего каких-либо указаний, и наконец в холле появился молодой человек в строгом костюме и с высокомерным лицом. Он удивленно остановился, затем взглянул на карманные часы.